Напомним, что жительница Брянска Нина Масляева оказалась фигуранткой уголовного дела о хищении бюджетных средств, выделенных на проект «Седьмой студии». Бывшего главного бухгалтера, осуждённую в 2010 году за присвоение средств в Брянском драмтеатре, взяли под стражу на время следствия. Хотя сама Масляева утверждает, что с её букетом болезней не протянет в застенках и двух месяцев. В итоге женщина созналась о обналичивании 100 миллионов и признала вину, надеясь на смену меры пресечения, но до сих пор из СИЗО не вышла.
Ева Меркачёва посетила Масляеву в следственном изоляторе № 6 в качестве правозащитницы. Впечатления от визита журналистка опубликованы в «Московском комсомольце».
«Заключившая сделку со следствием экс-главбух студии Кирилла Серебренникова Нина Леонидовна Масляева в женском СИЗО № 6 плачет, кажется, без остановки. Женщина согласилась признать вину в надежде на изменение меры пресечения: следователь, по ее словам, обещал сразу же выпустить под домашний арест. Но «обещать — не значит жениться». Вместо вкуса свободы Масляева почувствовала все прелести проживания под особым надзором в спецблоке.
Обозреватель «МК» навестила ее за решеткой в качестве правозащитника.
На момент посещения членов ОНК на 890 мест в женском СИЗО Москвы приходилось 1248 заключенных. То есть как ни крути перелимит огромный. Женщины спят на раскладушках, на матрасах. Из-за этого, кстати, недавно случился конфликт: когда и в без того переполненную камеру заселили очередную женщину, ее слегка помяли…
Так что «лишний» клиент в виде больной Нины Масляевой этому изолятору точно был не нужен. Но бывшего главбуха студии Кирилла Серебренникова перевели из ИВС на Петровке не под домашний арест, а сюда.
Нина Леонидовна только пришла с прогулки. В камеру зашла с таким выражением лица будто ее привели не с прогулочного дворика, а с эшафота, с места несостоявшейся казни. Села на железную кровать, отвернулась. Ее сокамерница в СИЗО уже 4 года (на сегодняшний день это рекорд — столько женщине просидеть до приговора!). Она обвиняется в мошенничестве, дело один раз терялось, его приходилось восстанавливать… В общем терпению она давно научилась и пытается сейчас научить главбуха Масляеву. Объясняет нам, как сложно приходится главбуху с учетом «букета» ее болезней. Нары ей дали специально нижние, все стараются помогать, как могут…
— Не спрашивайте ничего у меня, — говорит Масляева и начинает плакать. — Все прекрасно!
Мы пытаемся ее отвлечь от тягостных мыслей. Просим вспомнить про условия содержания на Петровке.
— В ИВС на Петровке было очень плохо, — рассказывает женщина. — Полумрак, голые стены. Я там была всегда в полуобморочном состоянии. Две недели держали.
— А сюда вас когда привезли?
— 8 июня. Все это для меня какой-то нескончаемый ужас. Мне кажется, я целую вечность здесь нахожусь. И становится все хуже и хуже. Вот перевели из общей камеры (я там три дня провела) сюда, на спецблок!
— Но почему хуже? Камера у вас большая, сокамерниц всего две. Есть телевизор, холодильник. На фоне других у вас фактически привилегированные условия.
— Пусть вернут меня в общую камеру! Я здесь задыхаюсь! Посмотрите, окно нельзя приоткрыть широко, воздух не поступает. Вентиляция не работает. Вчера плохо было. Врача вызывали.
— Это в первый раз случилось?
— А надо, чтобы каждый день вызывали? Я ведь терплю боль. Никому не говорю. Все мы не вечны. Так сердце болит, что сил нет. Попросите, чтобы мне родные передали валидол.
…Та самая сокамерница с четырехлетним «стажем» говорит, что уже давала ей валидол — не помогает. Нина смотри на нее благодарно:
— Везде есть хорошие люди. Я пока сюда не попала, не знала об этом. Но почему я вообще здесь? Почему перевели на спецблок без объяснения причин? Я же не дебошир, не убийца. Я не хамка, не хабалка, не злостная нарушительница. Что же это такое? Следователь вместо того, чтобы меня отпустить, как обещал, распорядился отправить сюда!
— Он сам к вам приходит?
— Больше нет! Я его не видела ни разу с момента подписания соглашения. Он говорил, что если я признаю вину и пойду на сделку, то будет домашний арест. Я все сделала. Меня обманули, выходит? Он обещал ходатайствовать перед судом об изменении меры пресечения. Но не сделал этого! И когда суд рассматривал апелляцию на мой арест, он не выступил в мою защиту. Мое заключение под стражей признали законным.
— Вы можете написать обращение в следственный орган, который занимается вашим делом, п попросить, чтобы ваш следователь пришел к вам.
— Я напишу! Проблема еще в том, что я хоть и главный бухгалтер, но в юридических вопросах плохо разбираюсь. Там разные тонкости. Почему он меня держит в СИЗО? Я же все подписала, я не отказываюсь от этого. Тогда зачем? Я тут умираю медленно…
Нина Масляева за решеткой даже закурила, хотя, по ее словам, никогда тягой к сигаретам не страдала. Женщине (тем более с ярко выраженным «синдром бухгалтера» — некой холодностью и высокомерностью) в СИЗО действительно сложно. Сейчас она почти в истерике, иначе чем объяснить то, что слезы у нее текут непроизвольно даже когда она внешне агрессивна. Но мораль ее истории даже не в этом. Обещание выпустить на свободу — тактический метод, который используют следователи. И все чаще свое слово они не держат. Добившись признательных показаний они просто «забывают» о заключенным и положение того ничуть не меняется.
